Редкое имя

            Моя болгарская бабушка, мать моего отца, носила странное и красивое имя - Ракина. Сколько я ни ездила по Болгарии, нигде больше я не встречала этого имени. Но в деревне, откуда родом бабушка, было целых десять Ракин, все пожилые женщины бабушкиного поколения. Из чего можно заключить, что это имя не традиционно-болгарское, а возникло каким-то иным путем, и процветало в одной только этой деревне. И вот что говорит молва о возникновении деревни Кондофрей.

                                                Потомки крестоносцев

            Болгария во все времена была на перепутье  многих  геополитических интересов. И не раз волны завоевательных походов прокатывались по ней. Побывали здесь и крестоносцы. И вот, рассказывает молва, один рыцарь, знатный военачальник (его имя было конт дье Фрей ) - тяжело заболел и не мог продолжать путь. Он остался на том месте, где его сразила болезнь. Вместе с ним осталась его свита - вассальные рыцари, слуги, конюхи и оруженосцы. Они построили жилища для своего господина и для себя, и стали жениться на местных девушках. Их потомки стали крестьянствовать и уже через поколение вели такой же образ жизни, как и окрестные селяне. Имя рыцаря-вельможи сохранилось в названии деревни, превратившись в  "Кондофрей". А "Ракина" - это, скорее всего, измененное  французское  "Регина". Но обитатели этой деревни отличались не только необъяснимыми именами, а и своей внешностью. Болгары, как правило, коренасты, у них смуглые широкие лица и черные волосы. А у кондофрейцев  как на подбор - высокая сухая фигура, удлиненное белокожее лицо, нос с горбиной, голубые глаза и русые искрасна волосы.

            Такой была и бабушка Ракина. Такой - высокой, белокожей, с двумя косами в кулак толщиной - увидел ее мой дедушка.

                              Ракина и Стефан

            Встретились они на ярмарке. Дедушка, тридцатилетний холостяк, красавец и франт, сразу покорил сердце Ракины, и сам влюбился без памяти. Все протекало бурно и молниеносно. Надо сказать, что Ракина уже была просватана, и мало того, что просватана - на следующий день была назначена свадьба. Жениха своего она почти не знала, и он ее тоже. Стефан и Ракина не стали терять времени. Свадьба должна была состояться затра - а в полночь накануне дедушка подъехал на подводе к дому невесты. Невеста скинула из окна узелок с вещами, вылезла сама, и прыгнула на подводу. Стефан нахлестнул коней, и подвода беглецов помчалась прочь от невестиного дома.

                                       Родовое проклятие

            Назавтра съехались гости. Явился жених с родней. Накрыты столы, приготовлены дары. Музыканты играют в свои гайды-дуделки. Можно начинать. А где же невеста? Ее нет нигде. Ищут, зовут. Родня и гости в тревоге. Наконец становится ясно - невеста сбежала. Представьте себе, что такое случится в наше время - скандал, позор, стыда не оберешься. А по тем временам это было нечто неслыханное. Обе семьи, и жениха, и невесты, были раздавлены несчастьем. Отец  Ракины, дедушка Радо, пришел в ярость, рыдал, рвал волосы и опрокидывал свадебные столы. Он имел необузданный характер, и вот какую историю я слышала о нем. Бабушка была последней, четвертой дочерью. Радо страстно надеялся, что родится сын. Когда он узнал, что в четвертый раз родилась дочь, он пришел в такой гнев, что поотрывал всем  гусям головы.

Теперь от свалившегося позора он совсем обезумел, метался как зверь, хотел снарядить погоню и силой вернуть дочь. Но потом рассудили, что возвращать поздно,  и остается только одно - наказать сбежавшую, не дав ей никакого приданого, и не пускать на порог.

            Самое печальное, что жених от позора покончил с собой, бросился в колодец. Осиротевшая мать проклинала Ракину страшными проклятиями.

            Позже, когда  на наш род посыпались несчастья, мы часто вспоминали об этом проклятии. А чужие люди, указывая на нас глазами, вполголоса перешептывались, и до нас доносилось: "Прокляты...проклятой род...."

                            Невзгоды новобрачной

            Свекровь с первой минуты невзлюбила молодую сноху. В те времена не очень-то жаловали невестку, которая приходила в дом мужа без согласия родителей. Во-первых, такой поступок говорил о непокорстве и своеволии, а в невестке больше всего ценилось послушание. Во-вторых, без родительского благословения брак не будет счастливым. И третья немаловажная причина - такая невестка ничего не приносила в дом мужа, кроме узелка с вещами, увязанного накануне побега. Родители лишали ослушницу не только благословения, но и приданого. И часто такой снохе до самой смерти свекрови приходилось слушать попреки - что пришла-де голая, принесла пару рубашек!

             В то время был в болгарских  деревнях обычай. Приведенную в дом невестку вели на реку, или на источник, и давали двуручный кувшин с узким горлом - стомну. Невестка зачерпывала в эту стомну  воды, и с поклоном ставила кувшин к ногам свекрови.  Этот обряд означал покорность и признание власти свекрови.

            Итак, невестка ставила кувшин к ногам свекрови. И вот тут начиналось самое многозначительное. Свекровь могла поступить по-разному. Могла принять кувшин и обнять и поцеловать молодую сноху. А могла толкнуть кувшин ногой. Кувшин падал, вода выливалась. Невеста снова зачерпывала воду, кланялась и ставила кувшин к ногам свекрови. Это могло повторяться сколько угодно, и как раз из этого становилось видно - приглянулась ли невестка свекрови. Если сноха была по сердцу - свекровь с первого раза принимала кувшин, или же, смеха ради, пару раз опрокидывала стомну, а затем брала ее и обнимала богоданную дочь. Если же новая сноха не нравилась, свекровь могла заставить ее наполнять стомну и десять, и пятнадцать раз, сознательно подвергая унижению (все это происходило на глазах гостей и родственников).

             Так вот - Ракину свекровь заставила наполнять кувшин тридцать восемь раз. Ракина стискивала зубы и чуть не плакала от унижения.

            Ничего доброго молодой снохе это не предвещало, и всем было ясно - у молодой будет тяжелая жизнь. Так и случилось. Рассказывать обо всех унижениях, которые перенесла Ракина от мужниной  родни, незачем. Младшая невестка, да еще нелюбимая свекровью - это хуже батрачки.  Всем  прислуживает, от всех терпит, ест что останется после других и не смеет пожаловаться. (Впрочем, Ракина терпела до времени. У нее был решительный характер, который впоследствии дал себя знать)

            На Ракину обрушилось новое горе - умерла от дифтерита трехлетняя дочь, хорошенькая, кудрявая Евдокия. В то время дифтерит уже умели лечить, но свекровь и старшая золовка не пустили Ракину к врачу:

- Еще чего! Врачи нас посадят на карантин, мужиков не пустят на работу. Дома будем лечить.

            Домашнее лечение не помогло. Ребенок умер. Ракине было тем тяжелее, что она была одна, Стефан в это время был в армии. Он получил телеграмму о смерти дочери, просил отпустить его попрощаться и утешить жену, но его не пустили. В это время в войско приехал царь Борис - последний болгарский царь. Когда он проходил мимо выстроенных солдат, он заметил дедушку и подошел к нему:

- Что ты такой грустный, солдат?

Дедушка рассказал все как есть - умерла дочь, а меня не пускают проститься. Царь строго отчитал фельдфебеля и приказал дать солдату отпуск. Фельдфебель козырнул: Есть!

- И как только царь отошел, скрылся из виду, фельдфебель подошел ко мне - и как ударит в ухо! У меня кровь хлынула ...

            С тех пор дедушка левым ухом почти не слышал.

                                           Судьба улыбнулась

            Наконец Стефан вернулся из армии. Мы уже говорили, что у Ракины был решительный характер. Она больше не хотела быть батрачкой у свекрови и золовки, она хотела иметь свой дом и быть хозяйкой. Она стала убеждать дедушку, что им нужно отделиться, зажить своим домом. Она внушала ему это день и ночь, пошла работать, чтобы скопить деньги на дом, заставила и Стефана зарабатывать. Наконец они отделились.

            На какое-то время жизнь улыбнулась Ракине и Стефану. У них был свой дом, и росли два рослых, красивых сына. Гордостью матери был старший, Ян. В школе он все схватывал на лету, и учителя говорили: "С такой головой быть ему министром!"

            Это было время бабушкиного торжества и славы. Все служило источником гордости: сын, красавец и умница, первый из деревни получил высшее образование, да не где-нибудь, а в России, в Москве, и привез жену русскую, тоже с высшим образованием. Первыми из деревни купили машину, первыми построили кирпичный дом (до этого дом был из плетня, обмазанного глиной, такие дома были раньше у всех. Наш одноэтажный дом из кирпича вначале представлялся и нашей семье и односельчанам  каким-то дворцом, пределом роскоши. Теперь среди поднявшихся вокруг двух- и трехэтажных домов он выглядит очень скромно)

            Бабушка жила, не чуя земли от радости, гордилась и хвасталась напропалую: успехами сыновей, достатком, благополучием, домом, машиной. В дни удачи и счастья она смотрела на всех свысока. И тем горше и унизительней было ей, когда судьба отвернулась от ее семьи, и на дом посыпались несчастья. И многие из тех, кого она ранее  оскорбила своим пренебрежением, злорадствовали, видя ее в унижении.

                                         Несчастья

            Самый страшный удар для нашей семьи, после которого все пошло под откос и на наш дом навсегда легла тень несчастья - смерть моего отца. Мой отец, Ян, погиб в автоаварии, двадцати восьми лет, оставив двадцатитрехлетнюю вдову и  двухгодовалую дочь... Он был слишком удачлив. В двадцать восемь лет он добился того, чего другие не могут добиться в пятьдесят. Наверно, есть у человека какой-то лимит на жизненные блага и удачу. Мой отец исчерпал этот лимит к двадцати восьми годам, и ему сказали: Все, хватит! 

            Бабушку это горе раздавило и надломило на всю оставшуюся жизнь. Умер обожаемый сын, ее слава и гордость, ее надежда. Осиротела душа Ракины, закатилась счастливая звезда нашего дома. Боялись, что бабушка не перенесет этой утраты, или покончит с собой, или сляжет и умрет от горя. Бабушка не покончила с собой, осталась жить. Свою любовь к покойному сыну она перенесла на меня, первую и пока единственную внучку, дочь Яна. Она и раньше очень любила меня (она вообще чрезвычайно любила и детей, и внуков), но после смерти отца ее любовь ко мне приняла характер исступления. Она сама говорила, что за меня любого убьет лопатой. Переругалась со всей деревней - все ей казалось, что меня обижают. Она была фанатиком семьи, костьми ложилась за семью - и сама же ее губила. Ее пожирал какой-то червь, и она своими руками разрушала то,  ради чего жила - семью и семейное благополучие. Она сама не знала покоя и другим не давала. Характер у нее был мало сказать вспыльчивый -  взрывчато-пороховой. У дедушки, наоборот, характер был замкнутый, упрямо-медлительный. Бабушка постоянно погоняла его, понукала работать и называла лодырем. А он не был лодырем, он просто медленно раскачивался.  Раскачавшись, уходил в работу с головой, смаковал, и не оставлял, пока не доводил до точки, до совершенства. Торопиться он не умел и ненавидел, чтобы его подгоняли и лезли  к нему во время работы.  Работать любил на отшибе, сам по себе, и работу выбирал такую, чтобы быть одному. Он был замечательный плотник, всей деревне настилал полы и делал стропила. Он имел от Бога дар садовника, он развел яблоневый сад, какого не было во всей округе. У нас росли груши, сливы, алыча, черешня, абрикосы. Был грецкий орех, и орехи на нем рождались громадные. Айва была с детскую голову. Плюс огород, которым заведовала бабушка, овцы, козы, свиньи, куры, гуси и кролики. Все это изобилие осенью превращалось в компоты и варенья, в мясные консервы. Банки с припасами  выстраивались  в подвале от пола до потолка. Резали двух свиней, делали домашние колбасы. И хотя наша семья состояла из семи человек, половину припасов мы не съедали, и приходилось раздавать или выбрасывать. Каждый год договаривались, что надо  делать поменьше, и каждый год бабушка, по жадности, заставляла  закатывать огромное количество банок.

            Больше всего от нее доставалось невесткам. Она сама работала с утра до ночи, вставала в четыре часа утра, ела на ходу - и требовала, чтобы и все кругом работали так же. Достаточно было невесткам на минуту присесть или взять в руки книгу, и бабушка сразу начинала кричать, что они лентяйки, "принцессы", выбегала на двор, и кричала соседским девушкам: " Вана! Коприна!...Идите вымойте у нас окна, а то моим принцессам лень!". Словом, устраивала черте - что.  Моя мать, сама с крутым нравом, со временем научилась давать ей отпор, и Ракина ее побаивалась. Но младшая невестка, тетя Снежана, была безответной, и кроме того, сдерживалась ради мужа, дяди Ивана. Ей пришлось солоно. Бабушка ела ее поедом, и даже поднимала руку. Я не раз видела, как тетя открывала платяной шкаф, на дверце внутри была наклеена икона, и тетя глядела на эту икону, дрожала и шептала: Ничего! Бог видит! Бог все видит!...Бедная моя тетя Снежа. Она жила как в аду. Среди истерик и проклятий, среди тлеющей вражды и открытой злобы погибла ее молодость. И потом, после смерти дяди, она уехала  из нашего дома, словно вырвалась из тюрьмы. Да, в нашем доме было тягостно, была постоянная  атмосфера тлеющего скандала, готового разгореться в любую минуту. Дядя Иван не вмешивался в распри матери и жены, а вместо этого уходил из дома. Он шел к приятелям. Там  сидел целыми ночами  за картами и за выпивкой. Потом он уже и днем уходил туда. Лицо у него пожелтело  и нездорово припухло. На шее, за ухом, появилась опухоль размером с куриное яйцо. До сих пор не знаю, что именно у него было, рак или цирроз печени...Дядю возили к врачам, к травникам. Бабушка часами простаивала на коленях перед иконой Богородицы, клала земные поклоны, умоляла спасти сына...Дядя Иван умер в возрасте тридцати двух лет. Умирал тяжело, его рвало кровью. Ему оставалось жить десять минут, и он говорил тете: "Снежа, правда ведь я не умру, потому что мы любим друг друга?"...Дядя Иван был мужчиной двухметрового роста, когда он стоял в дверях, его плечи заслоняли дверной проем...

            Бабушка снова надела черную косынку, и уже не снимала до конца жизни. На дом легла печать несчастья. Вокруг уже не шепотом, а открыто говорили, что мы - проклятый род...Тетя выждала для приличия сорок дней, и уехала с детьми. Помню -  зима, мороз, тетя дрожащими руками торопливо одевает и кутает двоюродных брата и сестру; бабушка то проклинает ее и поносит, то бьет себя в грудь, рыдает и просит, чтобы она не уезжала и не забирала внуков.

            После отъезда тети наш дом совсем стал похож на склеп. Дедушка не вылезал из своей каморки. К бабушке приходили старухи, они сидели возле железной печки на низких трехногих табуретках, пряли и часами вели один и тот же разговор: отчего у дяди приключился рак, и как можно было его спасти. Сходились на том, что во всем виновата "та змея" - тетя Снежа.        

            Моя мать решила, что десятилетней девочке нельзя находиться в такой выморочной обстановке, и отправила меня к другой бабушке, в Россию, в Йошкар-Олу. Там я прожила четыре года. От бабушки Ракины приходили письма, иногда написанные по ее просьбе соседями, иногда ею самой (она закончила три класса, и умела писать, хотя и неграмотно) В письмах она рассказывала о домашних делах, сообщала новости, но это все было для отвода глаз. На самом деле в письмах кричал один вопрос: когда я приеду? Когда  вернусь к ней? Или хоть на каникулах побываю? Я тогда не понимала, что для нее этот вопрос - единственно важный, вопрос жизни и смерти, и  по детской черствости отвечала равнодушно: что может, приеду, а может, нет, не знаю...Бедная бабушка Ракина. Она потеряла все, для чего жила - лишилась детей и внуков, увидела гибель семьи и запустение дома.

             Через полтора года пришла телеграмма о смерти бабушки  Ракины. Она умерла шестидесяти лет от рака мозга.

            Спустя несколько лет я побывала в Болгарии, и родственница рассказала мне о ее смерти.

- Все тебя ждала, все спрашивала - не приехала ли? Об этом только и думала. Под конец уже и имя твое не могла вспомнить, ведь у нее мозг был поражен, так спрашивала: приехала девочка? Приехала девочка?... Не дождалась.

            Деревня моего отца расположена в подножии невысоких каменистых гор. Если подняться на гору, затем спуститься по крутому склону,  затем по такому же крутому склону подняться на соседний каменистый холм - увидишь кладбище с часовней. Там лежит бабушка Ракина, дедушка Стефан, мой отец и мой дядя.